Фет А. А. (1820 —1892)
Фотография ателье Тулинова (1861-63 гг.)

В 2020 году весь литературный и культурный мир отмечает 200-летний юбилей Афанасия Афанасьевича Фета – одного из крупнейших русских лирических поэтов, выдающегося поэта-переводчика, талантливого мемуариста, филолога-классика.

В мае 1863 года А. К. Толстой написал поэту: «Мы намедни считали, кто из современных и русских писателей останется и, кто забудется. Первых оказалось немного, но когда было произнесено Ваше имя, мы в один голос закричали: «Останется! Останется!»

Афанасий Афанасьевич Фет родился 5 декабря 1820 года в деревне Новоселки недалеко от города Мценска Орловской губернии. До 14 лет он носил фамилию отца — богатого помещика Афанасия Шеншина. Как выяснилось позже, брак Шеншина с Шарлоттой Фет был незаконным в России, поскольку они обвенчались только после рождения сына, что православная церковь категорически не принимала. Из-за этого юношу лишили привилегий потомственного дворянина. Он стал носить фамилию первого мужа матери — Иоганна Фета.

Мемуары А. Фета – существенная часть его литературного наследия. Охватывая почти всю жизнь поэта, они представляют собой первостепенной важности биографический источник. Фетовские мемуары давно стали библиографической редкостью; между тем в настоящее время возрождается широкий читательский интерес к этому поэту. Ощущается потребность в знакомстве с его мемуарной прозой.

В краеведческом фонде Орловской областной научной универсальной публичной библиотеки им. И. А. Бунина хранится уникальное издание, А. Фет «Мои воспоминания 1848 - 1889». Мемуары изданы в двух частях в Московской типографии «А. И. Мамонтова и К», в 1890 году. Это последнее прижизненное издание русского поэта Афанасия Афанасьевича Фета (Шеншина) (1820-1892).

Фет приступил к своим мемуарам в начале 1860-х годов, начал с 1848 года и довел свои воспоминания до 1889 года, они посвящены второй половине жизни поэта. Воспоминания расположены в хронологическом порядке. Фетовские мемуары наполнены повседневной обыденностью, житейскими мелочами. Фет – мемуарист стремился фотографически точно запечатлеть ушедший «жизненный поток».

«Я уверен, что в моих воспоминаниях, как и во всякой другой вещи, каждый будет видеть то, что покажется ему наиболее характерным».

Из его мемуаров мы узнаем саму действительность, взрастившую поэта. Вот что мы читаем в предисловии к книге, написанной автором: «Только озирая обе половины моей жизни, можно убедиться, что, в первой судьба с каждым шагом лишала последовательно всего, что казалось моим неотъемлемым достоинством. В воспроизводимой мною в настоящее время половине излагаются напротив те сокровенные пути, которыми судьбе угодно было самым настойчивым и неожиданным образом привести меня не только к обладанию утраченным именем, но и связанным с ним достоянием до самых изумительных подробностей. Не мудрствуя лукаво, я строго различаю деятельность свободного человека, нашедшего после долголетних поисков в саду клад, - от свободы другого, не помышлявшего ни о каком кладе и вдруг открывшего его под камнем дерева, вывороченного бурей. Мысль, о подчиненности нашей воли другой высшей, до того мне дорога, что я не знаю духовного наслаждения превыше созерцания ею на жизненном потоке».

Начинает А. Фет свои воспоминания со встречи с И. С. Тургеневым. «Видевши его только мельком лет за пятнадцать тому назад, я конечно бы его не узнал. Не смотря на свежее моложавое лицо, он за это время так поседел, что трудно было с точностью определить первоначальный цвет его волос. Мы встретились с самой искренней взаимной симпатией, которой со временем пришлось разрастись в душевную приязнь».

«Когда я отправлялся в Спасское один, то ездил туда верхом вброд через Зушу, значительно сокращая дорогу, и приезд мой в Спасское сделался самым обычным явлением.» «…от Новоселок до Мценска считалось 7 верст, а от Мценска до Спасского – 10. Свидания наши с Тургеневым стали … весьма частыми. Несколько раз и дамы обменивались визитами… Указываю на моменты, ярко сохранившиеся в моей памяти, но не в состоянии сказать, сколько раз Тургеневы и Толстые сходились с нами в Новоселках или в Спасском. Помню только, что свидания эти были задушевны и веселы».

А. А. Фет был знаком со многими известными литераторами того времени. И вот как он вспоминает о первой встрече с Л. Н. Толстым: «Конечно, три-четыре дня моего пребывания в Петербурге я проводил преимущественно в литературном кругу. Тургенева я нашел уже на новой и более удобной квартире в том же доме Вебера, и слугою у него был…. известный всему литературному кругу Захар. Тургенев вставал и пил чай (по-петербургски) весьма рано, и в короткий мой приезд я ежедневно приходил к нему к десяти часам потолковать на просторе. На другой день, когда Захар отворил мне переднюю, я в углу заметил полусаблю с анненской лентой.

– Что за полусабля? – спросил я, направляясь в дверь гостиной.

– Сюда пожалуйте, - вполголоса сказал Захар, указывая налево в коридор. – Это полусабля графа Толстого, и они у нас в гостиной ночуют…

В продолжении часа, проведенного мною у Тургенева, мы говорили вполголоса из боязни разбудить спящего за дверью графа…

В этот же приезд мы и познакомились с Толстым, но знакомство это было совершенно формальное. Так как я в то время еще не читал ни одной его строки и даже не слыхал о нем, как о литературном имени, хотя Тургенев толковал о его рассказах из детства.»

К Федору Ивановичу Тютчеву у А. А. Фета были особые теплые отношения. «Быть может, не всем известно, что Тургеневу стоило большого труда выпросить у Тютчева тетрадку его стихотворений для «Современника». Познакомившись, впоследствии с Федором Ивановичем, я убедился в необыкновенной его авторской скромности, по которой он тщательно избегал не только разговоров, но даже намеков на его стихотворную деятельность. Появление небольшого собрания стихотворений Тютчева в «Современнике» было приветствовано в нашем кругу со всем восторгом, которого заслуживало это капитальное явление».

«По поводу моего последнего свидания с Ф. И. Тютчевым в январе 64 года, не могу не приветствовать в моем воспоминании тени одного из величайших лириков, существовавших на земле. Я не думаю касаться его биографии… Тютчев сладостен мне не столько как человек, более чем дружелюбно ко мне относившийся, но как самое воздушное воплощение поэта, каким рисует себе романтизм. Начать с того, что Федор Иванович болезненно сжимался при малейшем намеке на его поэтический дар, и никто не дерзал заводить с ним об этом речи. Но как ни скрывайте благоуханных цветов, аромат их слышится в комнате, и где бы и когда бы вы ни встретили мягких до женственности очертаний лица Федора Ивановича – с открытой ли головой, напоминающей мягкими и перепутанными сединами его стихи:

"Хоть свежесть утренняя вьет в моих всклоченных власах…"

или в помятой шляпе задумчиво бредущего по тротуару и волочащего по земле рукав поношенной шубы, – вы угадали любимца муз, высказывающего устами Лермонтова:

"Я не с тобой, а с сердцем говорю".»

Во второй части своих мемуаров Фет использует большое количество писем от своих друзей и знакомых, среди которых И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой, Я. П. Полонский, А. А. Григорьев, И. А. Гончаров, И. П. Борисов, В. П. Боткин и другие. Опубликование писем этих известных личностей в «Моих воспоминаниях» Фета обеспечило его мемуарам большой читательский интерес.

Не все знают, каким был А. А. Фет хорошим фермером и как хорошо знал сельское хозяйство. А началось это с покупки хутора Степановки. Помог ему в этом его зять Александр Никитович Шеншин. А. Фет печатал в журналах очерки, основывающиеся на его «фермерском» опыте и представляющие собой своеобразный сплав воспоминаний, лирических наблюдений и философских размышлений о сути русского характера. Интересны его воспоминания о покупке хутора Степановка.

Хутор Степановка

«В конце июля 1860 года по старой памяти отправился из Новоселок на Неруч на охоту, избрав главным центром сельцо Ивановское, имение моего зятя А. Н. Ш–а, женатого на родной моей сестре Любенке….

– Вот, сказал мне Алекс. Никит. после обеда за чашкой кофе, - ты меня просил поискать для тебя небольшой клок земли, и мне кажется, что я нашел как раз что тебе нужно… Если хочешь, я велю сейчас оседлать лошадей, и мы через час вернемся, осмотрев имение… Через несколько минут мы остановились у крыльца совершенно нового деревянного дома и с трудом докликались человека, которому сдали лошадей. Видно было, что домик, в который мы входили, едва окончен постройкой самого необходимого и требует еще многого, чтобы сделаться жилым, особливо в зимнее время.

"Если ты потрудишься над покупаемым хутором Степановкой, то это может быть впоследствии прекрасная табакерочка". Эти слова Алекс. Никит. тем чаще приходили мне на память, что небольшой клок земли, на который я выброшен был судьбой, подобно Робинзону, с полным неведением чуждого мне дела, заставил меня лично всему научиться, и действительно в течении семнадцати лет довести неусыпным трудом миниатюрное хозяйство до степени табакерочки.»

«Надо отдать справедливость Степановке в том, что деревья, саженные в ней, росли и развивались с неимоверной быстротою. Первою моею заботой было провести с проселка к дому широкий проезд и, окопав его рвами, обсадить ветлами. В восемнадцатилетнее пребывание наше в Степановке ветлы разрослись пышною аллеей. Как ни красивы эти ветлы были в летнее время, но остались они в моем воспоминании осенними желтолистными, мокрыми…».

«Привязанный хозяйственными заботами к Степановке и Мценску, я только в середине зимы мог на неделю или на две отрываться в Москву и, конечно, не имел времени и побуждения бывать в других городах. Не помню, почему именно осенью 1868 года я в бытность в Орле ночевал в тамошней почтовой гостинице. Проходя по коридору, я вдруг остановился в изумлении перед человеком, шедшем мне навстречу и, по-видимому, изумленным не менее меня. Промедлив секунду, мы, не говоря ни слова, бросились обнимать друг друга. Человек этот был граф Ал. Конст. Толстой.»

А вот родную усадьбу Новоселки поэту пришлось продать. «Отыскался и серьезный покупатель на Новоселки. Не буду вспоминать всех раздражительных и тяжелых минут. По случаю всякого рода мелочных препятствий, возбужденных при этом покупателем. Неприятно обрывать свое собственное, но быть вынужденным обрывать чужое, вверенное вашей охране пытка. Но вот, худо ли, хорошо ли, запродажа наших родных Новоселок состоялась…»

Новоселки

М. В. Строганов выразил, пожалуй, общее мнение литературоведов по поводу прозы Фета: «Фет не умеет фантазировать, и между его сюжетной прозой и другими, несюжетными прозаическими жанрами его: мемуарами, критикой, публицистикой - принципиальной разницы нет: это всегда яркий рассказ о том, что реально было в реальной жизни с четким определением временной, причинно-следственной обусловленности, с ясно прописанной целевой установкой и предметно-определительными отношениями. Всё, что написано в прозе, было именно так, как написано в ней».

Л. П. Хоменкова, ведущий библиограф отдела краеведческих документов
Орловской областной научной универсальной публичной библиотеки им. И. А. Бунина